– Вы начинали с англоязычных песен. Переход на русский прошел органично или по чьему-то распоряжению?
– В начале-то мы исполняли музыку в основном для себя, не пытаясь чего-то донести до других. Это был путь жить и радоваться. К нам приходило много зрителей, и как-то от группы «ДДТ» поступило предложение. Они делали в 1996 году фестиваль «Наполним мир добротой» на стадионе «Петровский», однако у них было положение – все группы поют на русском.

Мы подумали: почему бы нет? Пришел басист «Кино» Игорь Тихомиров и сказал, что нас очень желают видеть на фестивале (мы уже дружили с ДДТ), однако поступаться правилом из-за нас не могут. А я с 15 лет слагал песни под гитару на русском народе для друзей, я даже стыдился этого творчества. Я написал русские стихи на три свои англоязычные песни, и мы вышли с ними на стадион.

Уже потом я поговорил с Шевчуком, и он меня убедил. Какая разница, говорил он, на каком языке тебе петь, в случае, если не на русском? Ведь все равно никто не понимает английского, к примеру!

Я посидел, подумал и решил, что он прав. Мы начали мало-помалу пробовать. Это было сначала весьма необычно, ведь русский неудобен для музыки. Что прокатывало на английском, не прокатывало на русском. У своих слов очень неприятные размеры для пения.

Мы промучились где-то полгода, ничего не получалось, точнее, итоги не устраивали нас самих. За 6 месяцев мы попривыкли к русскому, начали ходить вперемежку с англоязычными песнями.

– А в музыке кое-что изменилось, когда стали говорить на русском?
– И музыка изменилась. Первый альбом «Война» я записывал как сольный. Он не был замыслен как альбом «Пилота». Я просто попросил друзей-музыкантов помочь – только в одной песенке играл барабанщик «Пилота», и во всех играл бас-гитарист группы. Мы записали, пластинка нам понравилась, и мы решили издать ее как альбом группы «Пилот».

Смотрим – народу нравится! Мы приободрились. Ну и поперли потихоньку. Реакция вроде позитивная. Подумали: почему нет?

— В случае, если бы сейчас к тебе подошел молодой музыкант, как ты к Шевчуку когда-то, то на каком стиле дал несколько советов бы ему слагать песни?
– Меня огорчает только та ситуация, что музыка была очень усредненной. Молодому музыканту, который собирается чего-то добиться, я дал несколько советов бы не слушать музыку. Никакой вообще. Слушать себя, исполнять свое, не ориентируясь ни на что. Делать то, что он считает необходимым, и так, как он считает необходимым. И не обращать внимания ни на чьи слова.

А то обычно что бывает? Они наслушаются на радио тридцать групп, которые и так друг на друга похожи, как подосиновики в лесу. И вот уж глядь – тридцать первая группа вышла. Малейший интерес, многие даже вообразить себе не могут, как кое-что можно сыграть иначе. Они ориентируются на радиостанции – что возьмут в ротации, что не возьмут… Нам в свое время вообще наплевать было на радиостанции! Будет вращаться песня или не будет – лишь бы нас таращило самих.

Для меня единственная достойная цель – изменить что-либо в человеке. Заставить его задуматься о том, что проходит в жизни мимо него. Чтобы в мелкой мельтешне не потерять чего-то главного.

– А что главное?
– Карлос Кастанеда как-то написал о том, что самое важное – это то, что за твоим левым плечом на расстоянии протянутой руки стоит Гибель и в любой момент она тебя может достичь. В любой. Как выразился Воланд в булгаковском «Мастере и Маргарите»: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен». Карлос был честен, Гибель – наиболее хороший советчик человека.

– Чтобы не было неприятно больно за прожитую жизнь?
– Нет, в том смысле, что каждый день – как последний. Иначе в самом деле жизнь кончится зря. Иначе, проведя жизнь и оглянувшись назад, ты поймешь, что израсходовал всю жизнь на мелочи, которые не имеют никакого значения. Занимался чепухой и не понимал, что это ерунда. Переживал из-за чепухи. Скользил по поверхности, пока не понял, что там, под водой, хранились сокровища, а ты их даже не заметил.

– Сочетание враждебной музыкальной подачи и угроза гибели «за левым плечом» приводят к сердечным делам? А не к желанию все вокруг себя расколошматить, потому что завтра все равно ничего не будет?
– Я считаю, что только перед лицом смерти человек обнаруживает свою настоящую природу и способен на что-либо в самом деле стоящее. Разум у людей одинаков. Я больше десяти лет учил религию и философию с той задачей, чтобы установить какую-то простую и понятную для всех концепцию, которая способна изменить чувство человека. И вот свои изыскания в течение 13 лет я постараюсь резюмировать в новом альбоме «Пилота», который мы теперь будем делать.
– Религии показалось недостаточно?
– Во всех религиях я находил для себя положения, которые отвечали либо моей ответственности, либо моему уму, либо моей логике. А логика разума у всех народов одна, в случае, если он не фанатик, не упертый в чем-нибудь одном, не слеп. Разум един, и последовательные выводы он делает одни и те же. Именно поэтому я выискивал такие выводы, которые одарены через логику разума передать человеку совсем иные области жизни. Ни в одной веры я этого не нашел.

– Легче было изобрести новую религию?
– Я не считаю, что я изобрел новую религию. То, что я излагаю в будущем альбоме, не требует поклонения, обрядов, последователей. Эта штука вообще ничего не требует, она только дает. Человек не должен действовать ничего особенного, чтобы ей следовать. Наоборот, я пытаюсь снять человека от многого. От того, что ему не надо идти куда-то и нести туда деньги, или молиться указанным кем-то текстом на коленях, повторять заученную с книжки молитву, или повторять 109 раз «Харе Кришна».

Одна пилотовская поклонница написала мне недавно сообщение со словами: «Мы верим, что ты, Илья, приведешь нас в такое расположение, где нам не необходимо будет больше верить». Последние слова. Именно этого я бы хотел. Им не необходимо будет верить, потому что они будут знать.

– Т.е. это, фактически, обычный гностицизм?
– Нет, я не пытаюсь установить, что Господь есть. Потому что об этом и так знает каждый. Даже атеисты, они тоже чувствуют это, просто называют иными словами. Нет людей, которые бы не знали, что Господь есть.

Другой вопрос – объяснить, кто есть люди, почему они так живут и зачем все так происходит, что с этим заниматься? У народов есть ружье, однако они не умеют им пользоваться. Я хочу сообщить им, что это за ружье и как необходимо целиться, чтобы попасть в цель. А не тупо палить вокруг, надеясь, что какой-то из выстрелов будет настоящим.

– Твоя лексика весьма похожа на лексику сектанта-проповедника.
– Я считаю, что любая вера – это секта. Чем-то отличается секта от ортодоксальной веры? Числом людей, которые ей поклоняются. В Российской Федерации ведическая культура считается сектой, а православие – религией. А в Индии – наоборот. А возьмем Тибет, а возьмем Мексику… Это то же самое, что мода. Красное пальто – это самое лучшее, в случае, если его носят десятки тысяч мужчин. А в случае, если они неправы, то что? Человек в зеленом пальто будет в любом случае у них смотреть сектантом. По-моему, сие и есть отсутствие интеллекта и навязанное ограничение свободы познания других.

Эти убеждения с самого начала ограничивают право народа на выбор. А навязывание какой-либо идеологии – это уже фашизм. Так кто возьмет на себя право отказываться религию от сектантства? Кем же надо жить, каким «персонажем в красном пальто», чтобы громко говорить всем, что зеленые пальто сегодня не только не в моде, однако и легко вероотступничество?! Просто какой-то «1984» Оруэлла…

– Однако ты же занимаешься точно тем же самым.
– Ничего похожего. Я даю человеку возможность выделять. Первой строкой в альбоме будет создано: «Я не претендую на то, что сказанное мной является полной истиной. Это мои собственные выводы, которые я сделал исходя из собственного опыта и путем исследования религии и философии. Меня не интересуют мнения по сему поводу. Вы можете считать или не принимать то, что я здесь поставил. Вы можете послушать альбом, изучить доводы – и не согласиться. И тогда прямо выберете свой путь, другой путь. Однако в случае, если, прочитав это, вы поняли, что все это разумно и логично, вам все стало отчетливо и понятно – попробуйте это применять! Это изменило мою жизнь, попробуйте, и это может спасти изменить вам вашу».

– Поэтому тогда не создавать музыку для взрослых людей? Они же не могут прослушивать такую музыку, которую представляет «Пилот».
– Наверное, я тоже поставлен в границы собственного музыкального образования. Я не могу искусственно сочинять музыку. Я играю то, что играю, потому что я воспитывался на такой «тяжелой» музыке. В случае, если бы слушал классическую музыку – играл бы ее. Не вижу себя в музыке регги – она хорошая и позитивная, однако мне не нравится. Могу смириться ска, однако не представляю, как можно говорить подобные идеи с помощью музыки ска.

Я понимаю, что Боря Гребенщиков делает то же самое, даже более компетентны и точнее, чем я. Потому что у него более мирная музыка, которую получает более обширная толпа людей. И те же вещи он говорит более метафорично, и так даже лучше доходит до людей. Однако я – не он. Я продолжаю держаться собой и делать то, что я могу. Я ограничен собой. Я понимаю, что можно ходить более гибкую музыку и иметь огромную аудиторию. Однако увы! Хочется ходить тяжеляк! Я есть я.